Это было, кажется, целую вечность назад-три года. А я была всё такой же романтичной девчёнкой. Я ходила по городу, и грелась запахами корицы и гвоздики. Я меряла шаги-свои и его. Для меня всего было слишком много, а его-мало. Я была вздорной, сумасшедшей, жадной, нетерпеливой — счастливой. Осенью мы укрывались от дождя под старыми деревьями, садились в круг, и слушали стихи, которые нам зачитывал мужичок с искалеченными пальцами и отчаяшимися, но такими живыми глазами. Мы — все мы — были робкими, неуклюжими, мы были детьми. И слушая очередной стих — про войну, про любовь, думали каждый о своём. Он держал меня за руку, а я вслушивалась в звук его дыхания. И не было никакой любви, просто у меня мёрзли руки, а он просто был рядом — бесконечно.
Зимой мы ходили по лесу, проскальзывая под гладкими стволами деревьев, играли в снежки, и снова были детьми. И не моя вина, что я подолгу не могла отвести взгляд от его редкой — такой искренней — улыбки.
Весной я приезжала к нему, мы подолгу разговаривали ни о чём, пили чай на кухне и слушали его любимую музыку. Иногда кто-то затевал шутливую драку подушками. А когда он отстранялся и садился на диван, красный и запыхавшийся, я думала, что весна в этом году особенно хороша.
Летом он уехал.
Я всё так же ходила по городу, гуляла и дурачилась. Ходила на пляж, плавала-загорала-веселилась. Садилась на край мостика и искала в воде отражения пролетавших птиц.
Ничего не изменилось, я до сих пор люблю гулять по городу, играю в снежки, дурачусь, и хожу на пляж летом. Вот только иногда, встречаясь со знакомым, но неуловимо повзрослевшим взглядом, я думаю, что чего-то мне всё же не хватает.